23 декабря состоялась ежегодная пресс-конференция Владимира Путина. За 3 часа 56 минут президент ответил на 55 вопросов. Публикуем наиболее значимые моменты этого общения.
2021: результат — положительный
Наша экономика, столкнувшись с вызовами коронавирусной инфекции и необходимыми вынужденными ограничениями в этой связи в экономике и в социальной сфере, все-таки оказалась более мобилизованной и готовой к таким шокам, чем многие другие развитые экономики мира, если считать пять, шесть, семь или десять ведущих экономик мира, даже если двадцатку взять.
У нас уровень спада экономики составил три процента, что гораздо ниже, чем во многих ведущих экономиках мира, и мы восстановились гораздо быстрее, чем другие страны.
Вы знаете эти цифры, уже даже в прошлом году мы могли говорить об этих тенденциях, а сегодня — я, естественно, и табличку взял, сейчас скажу об этом, чтобы здесь ничего не придумывать: рост ВВП — 4,5 процента ожидается в этом году. Сейчас он 4,6 процента — по октябрь включительно. Промышленное производство растет темпами в пять процентов, переработка, перерабатывающая промышленность — 5,2.
Урожай зерновых у нас чуть меньше, чем в прошлом году, из-за погодных условий: было 133,5, стало 123 (миллиона тонн), но это очень хороший результат, который даст нам возможность не только обеспечить себя, но и сохранит нам очень существенный экспортный потенциал.
Инвестиции в основной капитал — 7,6 процента рост на ноябрь. В целом по году ожидается шесть, был спад в прошлом году — 1,4.
Хорошие очень показатели в стройке, рекордные показатели — 90 миллионов квадратных метров. Впервые такой результат достигнут в новейшей истории России. Я хочу поздравить с этим результатом всех работников строительного комплекса: и первых лиц, и тех, кто работает прямо на стройках.
Среднемесячная зарплата начала расти в реальном выражении, слава богу. Изменения и в реальных располагаемых доходах населения: если был минус два процента, то в этом году мы ожидаем рост.
Инфляция восемь процентов ожидается. Это гораздо больше, чем прогнозировали. Но все равно рост реальных доходов за вычетом этих инфляционных расходов все-таки 4,1 процента. По году будет — специалисты ожидают, эксперты наши, — 3,5 процента рост реальных доходов. Конечно, далеко не у всех категорий граждан. Конечно, это средние показатели, я хочу еще раз это подчеркнуть, когда граждане будут смотреть, слушать, скажут: ну вот, опять там средние. Но мы вынуждены средними цифрами оперировать, для того чтобы у нас были определенные ориентиры.
У нас уровень спада экономики составил три процента, что гораздо ниже, чем во многих ведущих экономиках мира, и мы восстановились гораздо быстрее, чем другие страны
Уровень безработицы, конечно, — мы ставили перед собой цель вернуться к допандемийному уровню, — так он стал ниже. Допандемийный уровень у нас был 4,6-4,7 процента, сейчас — 4,3. До конца года, может, чуть-чуть подрастет, будет 4,4. Это очень хороший показатель работы экономики в целом, хотя здесь возникают и определенные сложности и трудности, связанные с рынком труда, — с количеством людей, работающих на той же стройке, кстати говоря. Это серьезный вопрос.
Теперь сальдо торгового баланса. У нас и в прошлом-то году, несмотря на все сложности, было 94 миллиарда долларов, но сейчас практически удвоилось — по концу года 184. Это тоже очень хороший показатель.
В Совфеде оценили слова Путина о социальной ориентированности бюджета
Государственный внешний долг чуть-чуть сократился, это минимальные значения в мире, где-то примерно четыре процента…
Международные резервы подросли у нас: были 595 миллиардов долларов, стали 625,5. Растет и Фонд национального благосостояния — 185,2 миллиарда долларов. Это все говорит об устойчивости и о хорошей макроэкономике…
Так что в целом я считаю, что и работа правительства, и работа Центрального банка заслуживает — будем вести себя скромно — удовлетворительной оценки. Результаты положительные.
О том, где искать драйверы роста
Смотрите, мы уже много раз говорили об этих драйверах роста для нашей страны исходя из конкретной ситуации, сложившейся за достаточно длительный период времени, даже можно брать с послевоенного периода, с 1945 года. Какие у нас вызовы и какие, соответственно, драйверы?
Я сейчас говорил о снижении, к сожалению, продолжительности жизни, увеличение смертности у нас наблюдается, и в этой связи обостряется одна из важнейших проблем, одна из самых главных задач, которые стоят перед нами, — в сфере демографии. Она и с гуманитарной точки зрения, и с геополитической точки зрения, имея в виду народонаселение страны, — 146 миллионов для такой огромной территории совершенно недостаточно, и с экономической точки зрения: у нас же рабочих рук не хватает.
У нас сейчас 81 с небольшим, по-моему, миллион человек в работоспособном возрасте. Мы должны серьезно увеличить это к 2024-му, к 2030 году. Это один из факторов экономического роста. Я уже не говорю — еще раз хочу это подчеркнуть — про геополитическую составляющую этого важнейшего вопроса, про гуманитарную.
Так что сбережение народа, о котором говорил Солженицын, становится и является одной из важнейших задач и одним из драйверов роста.
Второе… Это инфраструктура, развитие инфраструктуры.
В этой связи могу сказать, что мы предпринимаем очень серьезные усилия в этом направлении. Вы знаете, что 500 миллиардов рублей у нас идет из бюджета фактически на развитие инфраструктуры прямо напрямую. Затем в рамках нацпроектов у нас было 260, по-моему, миллиардов, потом 400 с лишним, и на следующий год, по-моему, уже 460 дополнительно. Из Фонда национального благосостояния в ближайшие годы 2,5 триллиона рублей мы планируем направить на эти цели — 2,5 триллиона в целом.
И, конечно, третий драйвер роста — это повышение производительности труда, но здесь целый набор: начиная от образования, цифровизации и заканчивая тем же самым здравоохранением — целый набор программ. Они у нас практически все сверстаны, мы знаем, что надо делать. Ресурсы для того, чтобы работать по этому направлению, предусмотрены и выделяются ритмично, они у нас есть. Важно только грамотно организовать эту работу и добиться максимальной отдачи от каждого вложенного в решение этих задач рубля.
Бюджет: социальная ориентация
Если посмотреть расходы на то же здравоохранение и социалку, если взять расходы и федерального бюджета, и системы ОМС, и региональных бюджетов — примерно 1,5-1,7 триллиона они тратят на здравоохранение, рост очевидный.
Больше того, планировали, по-моему, где-то 3,6 триллиона на здравоохранение из двух источников — из федерального бюджета и из системы ОМС, а в этом году выйдем на цифру около четырех триллионов — 3,9-4. В следующем году запланировали четыре, но явно тоже будет больше.
Если мы будем принципиально, последовательно, доходчиво и с уважением к людям разъяснять необходимость вакцинирования, я думаю, что мы добьемся нужного результата. Другие способы контрпродуктивны
Это абсолютно объективные цифры. Я говорю это еще без региональных расходов, которые колеблются от региона к региону, от года к году, но сейчас где-то 1,6-1,7 триллиона, то есть это очень серьезные расходы.
Если мы говорим о социалке, то, конечно, это рост расходов в этой сфере. Смотрите, даже в условиях пандемии, когда мы выстраивали работу по поддержке наиболее пострадавших отраслей экономики, — а это все-таки огромные для нас цифры: 4,5 процента ВВП в прошлом году и в этом году еще почти один процент ВВП, это, значит, почти 5,5 процента ВВП, — мы же ведь не просто деньги выдавали абы как и абы кому. При поддержке пострадавших отраслей экономики мы всё нацеливали на сохранение рабочих мест, мы всё нацеливали на поддержку людей с низкими доходами, с небольшими доходами, особенно уязвимых в этой ситуации… Расширили количество семей, которые получают поддержку со стороны государства, — просто по количеству семей, у кого есть дети от нуля до трех лет.
Начали дополнительно платить на детей от трех до семи лет. Делали единоразовые выплаты и по пять, и по десять тысяч рублей разным категориям, прежде всего, конечно, людям, которые находятся в непростой финансовой ситуации.
Это целый набор инструментов, мер — 4,5 триллиона рублей в прошлом году, и в этом году продолжили ряд мероприятий подобного рода. И все было нацелено на то, чтобы, повторяю еще раз, или напрямую людей поддержать, или поддержать их через бизнес, потому что бизнесу давали деньги в том случае, если он сохранял рабочие места и определенный уровень заработной платы.
Кроме всего прочего, мы повысили МРОТ и ПМ, как вы знаете, совсем недавно. Это на первый взгляд увеличение, может быть, небольшое, но смысл этих действий заключается в том, что повышаются и социальные выплаты сразу, которые касаются миллионов людей, потому что их уровень считается от МРОТ или ПМ, и, кстати говоря, это отражается даже на индексации некоторых пенсий. Поэтому, без всяких сомнений, этот бюджет можно назвать бюджетом социальной направленности.
Финансовая политика: «золотая середина»
Это один из ключевых вопросов в сфере сохранения макроэкономической стабильности, потому что во многих ведущих экономиках мира пошли на смягчение макроэкономической политики и существенным образом увеличили интенсивность работы печатных станков. Это очевидная вещь, и это привело к достаточно большой инфляции в ведущих экономиках — это тоже очевидно. Все это видят: это цифры, которые у всех перед глазами.
Дефициты бюджетов растут во всех ведущих странах, во всех. В Штатах — чуть побольше, в еврозоне — чуть поменьше, но тоже очень существенно и для них несвойственно.
Скажем, если взять ведущую экономику мира — Соединенные Штаты, у них уже инфляция, по-моему, 6,1-6,2 процента при целевом показателе в два, то есть у них в три раза инфляция превысила целевой показатель.
У нас она тоже большая — восемь процентов, у нас целевой показатель был четыре, то есть в два раза увеличена по сравнению с целевым показателем, а у них — в три. Это серьезное дело. Я думаю, что ФРС придется что-то делать.
Эта мягкая денежно-кредитная политика, она отражается на макроэкономике и в конечном итоге сводит на нет те благие цели, ради которых это делается, в том числе для поддержки экономики и граждан страны. У нас это тоже есть, потому что восемь процентов много, и нам нужно, конечно же, вернуться к целевым показателям — к четырем процентам.
Конечно, можно здесь поругивать Центральный банк. Я знаю — я же каждый день в контакте с коллегами, скажем, из реального сектора экономики, — знаю, как они ругаются на Центральный банк, и знаю их аргументы. Почти каждый день, поверьте, просто по телевизору не показываем: на три метра люди садятся от меня, мы беседуем. Показывают только незначительную долю моих контактов и встреч, когда мы под камеры с людьми работаем, а так практически каждый день я встречаюсь, и совещания проводим. Просто сядут от меня подальше люди, на три метра, вот и все. Но каждый день мы об этом говорим.
Я знаю неудовлетворенность реального сектора от повышения ставок. Но если этого не делать, то у нас может быть как в Турции. В этом же проблема. Это серьезный вопрос, серьезный вызов. Конечно, надо аккуратнее здесь этим инструментом пользоваться, но Центральный банк проводит независимую политику. Вам может показаться это странным: я не вмешиваюсь в работу Центрального банка, но оцениваю ее положительно и полагаю, что, в принципе, мы находим золотую середину.
Почему? От повышения ставок существуют какие угрозы? Ограничение роста. Нам нужно обеспечить рост свыше мировых [показателей] — 3,4-3,5 процента в ближайшее время, даже не так, как сейчас, — 4,6. 4,4-4,5 было бы нам неплохо, было бы хорошо. Но повышение ставок уменьшает эти возможности.
Сегодня мы этого пока не видим, потому что объемы кредитования не падают, а возможности банковской системы растут. У одного Сбербанка у нас только триллион прибыли в этом году. Поэтому в целом пока такая золотая середина все-таки найдена.
О поддержке малого и среднего бизнеса
Вы сказали: страдает не только крупный бизнес, но и малый. Малый в основном и страдает, хотя есть определенные негативы и в работе крупных предприятий. Мы тоже выработали поддержку и этим отраслям, всем ведущим отраслям, если вы помните, крупным предприятиям…
Ряд мер пошли явно на пользу нашим крупным отраслям и крупным предприятиям, холдингам. Они ведь без сбоя отработали, фактически без сбоя, даже нарастили — в ряде случаев нарастили объемы выпуска продукции. Что касается, скажем, оборонной промышленности — увеличили.
По малым, средним предприятиям: общепит, тренажерные залы, кинотеатры, даже и театры, музеи и так далее — все, что связано с обслуживанием населения, конечно, они страдали в первую очередь, но им и оказывалась помощь в первую очередь. Целый набор мер — я не знаю, нужно ли мне сейчас это все перечислять. Это и льготное кредитование, прямая поддержка, связанная с сохранением рабочих мест и уровнем заработных плат, это льготы по кредитам, это рассрочка выплаты кредитов, это льготная аренда и так далее. И ряд мер, кстати говоря, продлен сейчас, вы знаете об этом.
На это выделялись и выделяются огромные ресурсы из федерального бюджета. Правительство идет на это сознательно, понимая, что происходит. Но, наверное, можно было бы делать что-то потоньше или побыстрее, но хочу отдать должное нашим коллегам: все-таки все это происходит в прямом контакте с бизнес-сообществом.
Я, как вы знаете, недавно был и на мероприятиях РСПП и встречался с руководителями других объединений предпринимателей, в том числе с теми, кто работает в малом бизнесе и в среднем. В целом люди с пониманием относятся и, в общем, положительно оценивают работу и усилия правительства по поддержке бизнеса. Кстати говоря, и результат-то неплохой. Я же сказал, что мы вышли из кризисного состояния быстрее, чем очень многие другие экономики мира. И упали меньше, и вышли быстрее. Это же результат.
О том, как справлялись с пандемией регионы
На самом деле, страна большая, ситуация в разных регионах разная, по-разному складывается, и поэтому при общем руководстве со стороны федерального центра — и для этого была создана правительственная комиссия — нам нужно все-таки отдать на уровне регионов возможность тонко регулировать ситуацию в самом регионе. Разве можно сравнить, я не знаю, Чукотку и Москву? Разные совершенно вещи, и разная эпидемиологическая ситуация складывалась из-за огромности территорий наших в регионах.
Повторяю, так же, как и в любом большом деле, наверное, что-то и где-то можно было делать поточнее, поэнергичнее, но в целом руководители регионов проявили себя в высшей степени ответственно, не боялись брать на себя сложные решения.
В целом мы видим пока положительную реакцию. Американские партнеры нам говорят о том, что они готовы к началу этой дискуссии, этих переговоров в самом начале года в Женеве
Со своей стороны правительство, федеральный центр всегда оказывал поддержку тем регионам, которые проводили нужные решения и нуждались в поддержке, скажем, со стороны федерального бюджета. Помощь регионам кратно увеличилась.
Вот это взаимодействие между федеральным центром и регионами и дало необходимый, нужный нам результат.
Вакцинация: разъяснять и убеждать
Что касается новых волн коронавирусной инфекции, новых штаммов: чем это вызвано? Вызвано способностью к мутациям этого вируса, вот и все. Это очень простой ответ. Новые и новые штаммы появляются там, где все-таки есть проблемы с системами здравоохранения и уровень иммунитета низкий. Скажем, в африканских странах очень много еще поражений иммунодефицитом, вирусом иммунодефицита, и там возникают новые и новые штаммы. Ничего здесь удивительного нет.
Почему я и говорю о необходимости взаимного признания вакцин и распространения этих вакцин по всему миру как можно быстрее и как можно в большем количестве. Иначе нам не справиться глобально с этой проблемой, человечество будет все время жить с этим и нести огромные потери. У нас даже появился такой термин — избыточная смертность.
Вы знаете, это просто ужасно, но здесь, что касается смертности от ковида, это сложно посчитать. Не потому, что кто-то что-то пытается скрыть, совсем нет. Напротив, я нацеливаю нашу систему здравоохранения и правительство на то, чтобы все было максимально открыто, понятно и ясно, еще и потому, говорю вам совершенно откровенно, чтобы люди поняли важность этой вакцинации. Ведь смертность высокая от чего? Уровень вакцинирования, коллективного иммунитета у нас низкий — 59,4 процента. Наши соседи говорят о необходимости достижения 90-95 процентов, а у нас 59,4, низкий, — вот вам и результат.
Нужно ли вводить какие-то меры преследования на этот счет? Я думаю, что нет. Дело совершенно не в какой-то политической воле. Дело в том, что всегда сила действия равна силе противодействия. Как только начнешь давить, так — у нас же народ изобретательный — сразу появятся способы обойти это стремление надавить, и будут найдены эти способы.
Нам нужно идти по другому пути. Нужно с уважением относиться к людям, несмотря на их позицию, и терпеливо разъяснять необходимость принятия определенных мер.
Скажем, та же вакцинация. Вы спросили, как объясняют повторные заражения и так далее. Да, повторные заражения возможны, они имеют место. Если человек переболел, второй раз заболевают знаете сколько? Они есть, о них говорят ваши коллеги, сидящие в зале, и наши представители СМИ, и иностранных СМИ, и за границей говорят, и у нас. О чем говорят: вот переболевшие люди снова заболевают. Заболевают. Сколько? Один процент! Один процент только заболевает из переболевших. А из вакцинированных сколько? Три-четыре всего. А на койках в палатах реанимации в больницах тех, кто вакцинировался, не знаю, во сколько раз меньше находится по сравнению с теми, кто не вакцинировался. Это цифры, объективные цифры, нужно просто их доводить до людей, разъяснять.
Я уже говорил об этом: в советское время никто не спрашивал. Шлеп-шлеп-шлеп — все, пошли. Те, кто руководил еще в советское время большой страной и довел ее до распада, кстати говоря, сегодня в первых рядах тех, кто борется с вакцинацией, чтобы повысить свой рейтинг среди той части населения, которая выражает сомнения по поводу необходимости вакцинации. Но это нечестная позиция. Если люди грамотные, понимающие, ответственно относящиеся к своим избирателям и к людям, которых они призваны защищать, они должны занять принципиальную позицию, а не «крутить хвостом», не зарабатывать дешевые очки на здоровье нации.
Если мы будем принципиально, последовательно, доходчиво и с уважением к людям разъяснять необходимость вакцинирования, я думаю, что мы добьемся нужного результата. Другие способы контрпродуктивны.
По поводу того, надо ли усиливать ответственность и так далее. В Германии усиливают, а уровень вакцинации низкий. И что толку?
Бороться надо с правонарушениями, а не с законопослушными людьми. Скажем, сертификаты о вакцинации подделывают, уже 200 с лишним уголовных дел возбуждено. В основном по двум статьям возбуждают: по подделке документов и по должностным преступлениям. По-моему, 270 с лишним дел уже. Вот здесь надо бороться, да. А глобально — нужно разъяснять и убеждать.
Иноагенты: этот закон придуман не нами
Прежде всего, если уж говорить об истории, хочу напомнить то, о чем говорили наши оппоненты на протяжении веков: Россию нельзя победить, ее можно только развалить изнутри — что благополучно было сделано в период Первой мировой войны, точнее, по ее результатам, и в 1990-е годы, когда разваливали Советский Союз. Изнутри! А кто это делал? Те, кто обслуживал другие, чужие интересы, не связанные с интересами русского и других народов Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации сегодня…
Теперь дальше: по поводу реестра СМИ — иностранных агентов и СМИ, которые попадают в иностранные агенты. Согласен с вами, что ничего хорошего нет. Но напоминаю еще раз, этот закон придуман не нами, а придуман в государстве, которое — вы как представитель Великобритании, в данном случае вы так выступаете, а Великобритания является ближайшим союзником Соединенных Штатов — все считают светочем демократии.
Но он, этот закон, принят еще в 1930-е годы. Но не важно, что он принят в 1930-е годы, важно, что он действует сейчас. Сейчас действует. Там примерно 0,034 процента только организаций признаны иноагентами. Представляете, какое удивление? У нас тоже 0,034, такой же объем. А в чем разница? А в том, что там, если вы не закрыли свою деятельность, вам грозит уголовная ответственность до пяти лет лишения свободы. Даже в случае если вы эту деятельность прекратили и организацию закрыли, это не освобождает вас от уголовной ответственности — «пятерочка».
У нас ничего подобного нет. Мы не запрещаем работу этих организаций, мы хотим только, чтобы организации, которые занимаются внутриполитической деятельностью в России, ясно и четко заявили об источниках финансирования своей деятельности. Вот и все, они могут дальше продолжать работать. Наш закон гораздо более либеральный. Если вы полагаете, что этого недостаточно, и так же, как ваш коллега, говорите: нужно вводить уже ответственность, в том числе уголовную, за невакцинацию — давайте мы сделаем, как в США, введем уголовную ответственность за эту деятельность, если организация не прекращает свою работу. Но мы не требуем даже прекращения, просто вы скажите по-честному, источник вашего финансирования назовите.
Есть вопросы, связанные с пониманием политической деятельности. Здесь я согласен. Есть вопросы, связанные с тем, как регламентировать эту работу и так далее. У нас 74 организации признаны иноагентами из 200 тысяч зарегистрированных НКО — 0,034. Так же, как в Штатах, только без такой жесткой регуляторики, как там, вплоть до уголовной ответственности.
Если часто звучит слово «война», то к чему же нужно готовиться
Вы вспомнили Горчакова, окончание фразы: «Россия сосредотачивается». Если вы помните, первая часть была такой, это вопрос, его спросили: «Россия сердится?» — «Нет, Россия не сердится, Россия сосредотачивается».
Я постараюсь очень коротко, но все-таки «от печки». Ведь обострение началось в 2014 году. До этих пор мы, несмотря на то что Советский Союз прекратил существование, часть исторических российских территорий с населением исторической России оказалась за пределами Российской Федерации, прежде всего на Украине, мы же с этим смирились, нормально к этому отнеслись, более того, способствовали становлению новых государств и работали, и готовы были работать, и работаем со всеми правительствами, какой бы внешнеполитической ориентации они ни придерживались.
Одно из направлений работы — это, конечно, не только профилактика, но и постковидное восстановление. Мы выделили необходимые ресурсы. Достаточно вспомнить наши отношения с президентом Ющенко и с премьер-министром Тимошенко, которые так же, как и сегодняшнее руководство Украины, говорили о своей абсолютной прозападной ориентации. Мы же с ними работали. Да, спорили из-за газа, были конфликты, но в конце концов обо всем договорились и работали, и готовы были и дальше работать, и никакие действия в отношении Крыма нам в голову даже не приходили.
Но что произошло в 2014 году? Госпереворот кровавый, людей убивали и сжигали. Сейчас я не говорю, кто прав, кто виноват. Ясно, что было законное возмущение и неудовольствие граждан Украины по поводу того, что происходило в стране. Так действующий тогда президент Янукович — он же со всем согласился. Три министра иностранных дел — Польши, ФРГ и Франции — дали гарантии мирного развития ситуации и мирного процесса. Я разговаривал тогда с президентом США по его инициативе. Он меня попросил тоже поддержать этот процесс. Все согласились. Через день, через два — госпереворот. Зачем? Ответа нет. Ну зачем? Президент Янукович и так со всем согласился, он готов был уйти хоть завтра от власти. Выборы, победа оппозиции была неминуема, это все прекрасно понимали. Ну зачем это сделали?
После этого возник Крым. А как мы могли отказать Севастополю и Крыму, людям, которые там проживают, взять их под свою защиту и под крыло? Невозможно. Просто нас поставили в ситуацию, когда мы не могли поступить иначе. Или что, мы должны были совсем безвольно смотреть на то, что происходит на юго-востоке, в Донбассе, который изначально, даже при организации Советского Союза в 1922-1924 годах, не мыслил себя иначе как частью России. Но его туда Ленин с сотоварищами затолкнули силой. Сначала решили взять в Россию, а потом сказали: надо перерешить.
Перерешили. Создали страну, которая никогда раньше не существовала. Сейчас не будем об этом говорить, но так и произошло. Засунули туда исторические территории с народом, у которого никто не спрашивал о том, как и где он хочет жить. Ладно, это произошло, мы согласны. Но мы вынуждены были что-то делать в 2014 году, и так возник кризис, который сегодня развивается.
Хорошо, дважды украинские власти предприняли попытку с помощью силы решить вопрос в Донбассе. Хотя уговаривали не делать этого. Я лично уговаривал Порошенко: только не военные операции! «Да-да», — и начал. Результат? Окружение, потери и Минские соглашения. Они хорошие или нет? Я считаю, что единственно возможные. Так проблема в чем? Не хотят исполнять. Приняли закон о коренных народах, объявили русских, проживающих на этой территории, на их собственной территории, некоренным народом. Так же, кстати, как и поляков, венгров, румын. Отсюда и противоречия в межгосударственных отношениях Украины с этими странами. Они есть. Просто не выпячивают, но они есть.
Потом о языке. Просто выдавливают русских и русскоязычное население с их исторической территории — вот что происходит. Ладно. Все говорят: Россия должна исполнять Минские соглашения. Мы согласны. Взяли и внесли в парламент страны, правительство внесло, закон о переходном периоде. Где же там Минские соглашения? Там вместо амнистии — запрет амнистии, чуть ли не уголовное преследование за эту амнистию. Там вместо выборов военно-административное управление вводится, а вместо амнистии — люстрация населения. Что это такое? И провели через Венецианскую комиссию. Ну как нам на это реагировать-то? Ну хорошо, это внутриполитическая составляющая. Теперь нам говорят: война, война, война. Складывается впечатление, что, может быть, готовят третью военную операцию? И нас заранее предупреждают: не вмешивайтесь, не защищайте этих людей. Вмешаетесь, будете защищать — вот такие-то и такие-то новые санкции последуют. И готовятся, может быть, к этому.
Первый вариант, на который мы должны реагировать и, думая об этом, что-то делать.
Второй вариант — это в целом создание (я уже говорил это в своей статье) на этой территории такой «анти-России» с постоянной накачкой современным оружием, с промыванием мозгов населению. Представляете, как в исторической перспективе Россия должна жить, жить дальше? Все время с оглядкой, что там происходит, какие новые системы вооружения поставлены? А потом под прикрытием этих новых систем вооружения толкнуть радикалов и на решение вопроса в Донбассе вооруженным путем, и, кстати говоря, по Крыму. «Крымскую платформу» зачем поддержали? Если так в кулуарах говорят: «Ну ладно, с Крымом все, забыли». Нет! Толкают и туда тоже.
Но мы же должны думать о перспективах обеспечения своей безопасности даже не на сегодняшний день и не на следующей неделе, а на ближайшую перспективу. Как Россия должна жить-то с этим? Все время с оглядкой, что там будет и когда долбанут?
Это серьезный вопрос. Я сейчас говорил о наших планах инфраструктурного развития, социальной политики, здравоохранения. Что это все значит, если это все приведет к конфликтам, о которых вы сейчас спросили? Но это не наш выбор, мы этого не хотим.
Именно поэтому я и ответил на предложение президента Байдена, который в телефонном разговоре предложил назначить ответственных представителей для того, чтобы вести переговоры по вопросам стратегической стабильности. Ясно, что один из важнейших элементов сегодня — это стабильность и безопасность, обеспечение безопасности на этом участке, на этом направлении. И мы должны понять, как будет обеспечена наша безопасность. Поэтому без всяких хитростей мы просто прямо поставили вопрос, что никакого движения НАТО на восток дальше быть не должно. Мяч на их стороне. Они должны нам что-то ответить.
В этой связи хотел бы подчеркнуть, что в целом мы видим пока положительную реакцию. Американские партнеры нам говорят о том, что они готовы к началу этой дискуссии, этих переговоров в самом начале года в Женеве. Представители с обеих сторон назначены. Надеюсь, что развитие ситуации пойдет именно по этому пути.
НАТО расширяется на Восток. Кто же должен дать гарантии безопасности?
По поводу гарантий и будет ли что-то зависеть от хода переговоров. Наши действия будут зависеть не от хода переговоров, а от безусловного обеспечения безопасности России сегодня и на историческую перспективу. В этой связи мы ясно и четко дали понять, что дальнейшее движение НАТО на восток неприемлемо. Что здесь непонятного? Мы, что ли, ставим ракеты рядом с границами Соединенных Штатов? Нет. Это Соединенные Штаты своими ракетами пришли к нашему дому, на пороге нашего дома находятся уже. Разве это какое-то избыточное требование — не ставить больше никаких ударных систем у нашего дома? Чего здесь необычного?
Как американцы бы отнеслись, если мы бы взяли и на границе между Канадой и США или на границе Мексики и США поставили бы наши ракеты? А что, разве у Мексики и у США не было никогда территориальных вопросов? А Калифорния кому принадлежала раньше? А Техас? Подзабыли, что ли? Ладно, все затихло, никто не вспоминает про это — так, как вспоминают сегодня про Крым. Замечательно. Но и мы стараемся не вспоминать о том, как Украина-то складывалась. Кто ее создал-то? Ленин Владимир Ильич, когда создавал Советский Союз: Договор 1922 года, союзный, и 1924 год — Конституция. Правда, после его смерти, но по его принципам созданы.
Но вопрос в безопасности сейчас — бог с ней, с историей, — вопрос в обеспечении безопасности. Поэтому нам важен не ход переговоров — нам важны результаты.
Разве мы не знаем, я же много раз уже об этом сказал, и вы наверняка знаете хорошо: ни одного дюйма на восток, — сказали нам в 90-е годы. Ну и чего? Надули. Просто нагло обманули: пять волн расширения НАТО, и теперь уже, пожалуйста, в Румынии, сейчас в Польше появляются соответствующие системы. Вот о чем речь, поймите же вы, в конце концов.
Не мы кому-то угрожаем. Мы, что ли, пришли туда, к границам США? Или к границам Великобритании, или куда-то? К нам пришли и теперь еще говорят: нет, теперь и Украина будет в НАТО. Значит, и там будут системы. Или, бог с ним, не в НАТО — на двусторонней основе будут базы и ударные системы вооружений. Вот о чем идет речь…
Сказали: не будем расширяться. И расширяются. Сказали: будут равные гарантии для всех по ряду международных соглашений. А этой равной безопасности не происходит.
Наши действия будут зависеть не от хода переговоров, а от безусловного обеспечения безопасности России сегодня и на историческую перспективу
Вот, смотрите, еще в 1918 году один из помощников Вудро Вильсона, президента Соединенных Штатов, сказал: «Всему миру будет спокойнее, если на месте сегодняшней огромной России появится государство в Сибири и еще четыре государства в европейской части». В 1991 году мы сами себя разделили на 12, по-моему, частей, да? Но такое впечатление, что нашим партнерам этого мало: слишком большая Россия, по их мнению, на сегодня, потому что сами европейские страны превратились в малые государства — не великие империи, а в небольшие государства, 60-80 миллионов человек. Но даже после развала Советского Союза, где у нас осталось только 146 миллионов, и это слишком много. Мне кажется, только этим можно объяснить такое постоянное давление.
Вот 90-е годы: Советский Союз все сделал для того, чтобы выстроить нормальные отношения с Западом и Соединенными Штатами. Говорил и еще раз повторю, пускай ваши слушатели и зрители там увидят… на наших объектах ядерного цикла, военного цикла, сидели представители американских служб соответствующих, ходили туда на работу — на объекты ядерного оружейного комплекса России, — каждый день, они жили там. В правительстве России работали советники многочисленные, в том числе кадровые сотрудники ЦРУ.
Чего вам еще больше-то надо было? Зачем надо было поддерживать террористов на Северном Кавказе и использовать явно террористические организации для попыток развала Российской Федерации? Но это же делали, и я как бывший директор ФСБ это знаю наверняка: мы работали с двойной агентурой, они нам докладывали, какие задачи перед ними ставили западные спецслужбы. Но зачем это надо было делать? Наоборот, надо было относиться к России как к возможному союзнику, укреплять ее. Нет, все наоборот: попытка дальнейшего развала.
А потом начали расширять НАТО на восток. Естественно, мы же говорили: не надо этого делать, вы нам обещали не делать. А нам говорят: «А где это написано на бумажке? Нету? Ну и все, идите вы подальше, плевать мы хотели на ваши озабоченности». И так из года в год. Каждый раз мы огрызались, пытались воспрепятствовать чему-то, озабоченности высказывали. Нет — идите вы со своими озабоченностями, будем делать то, что считаем нужным.
Раз, два, три, четыре, пять — пять волн расширения. Так что в чем нас не понимают? Я не знаю. Мне кажется, все понятно: мы хотим обеспечить свою безопасность.
О том, как важно сохранить плановую медицинскую помощь
Что касается плановой помощи, да, действительно, она в первый период борьбы с ковидной инфекцией пострадала, конечно. Но это было естественно, потому что необходимо было перепрофилировать ряд лечебных заведений, для того чтобы освободить койки под ковидных больных. Первое.
Второе. Необходимо было набрать необходимое количество специалистов, врачей и даже перепрофилировать их, в том числе и врачей общей практики, и узких специалистов, для борьбы с COVID. Еще один дефицит. Теперь. Пришлось в этой связи изменить маршрутизацию пациентов, то есть одни лечебные заведения под COVID отдавались, и, для того чтобы обеспечить бесперебойную работу и плановую помощь, нужно было направлять их в другие лечебные заведения. Некоторые оказались закрытыми вообще, некоторые лечебные заведения останавливались для того, чтобы их обрабатывать после работы с ковидными больными. То есть проблем возникло много. На первом этапе был дефицит и масок, и перчаток, и костюмов необходимых. Это тоже накладывало определенные проблемы на работу системы здравоохранения.
Надеюсь, что все эти вопросы преодолены. У нас, надеюсь, уже не будет никаких дефицитов, хотя напряжение недавно возникло с кислородом. Спасибо Вооруженным силам и промышленности, которые справились и с этим вызовом. Повторяю еще раз: надеюсь, ничего этого в будущем не будет.
У нас подключились волонтеры, у нас подключились преподаватели вузов к этой работе, подключились студенты старших курсов. В целом нам удалось собрать в кулак все наши силы и эффективно, достаточно эффективно противостоять этим всем угрозам.
Одно из направлений работы — это, конечно, не только профилактика, но и постковидное восстановление. Мы выделили необходимые ресурсы. Как это работает сегодня? К сожалению, не так эффективно, как бы нам хотелось. У нас только — не помню, я уже говорил или нет — миллион человек только прошел через эту систему диспансеризации. Кстати говоря, система диспансеризации должна работать вообще в принципе устойчиво, системно, вне всяких ковидных ограничений, сложностей и вызовов. Но постковидное восстановление, постковидная диспансеризация достаточно эффективно сказывается на здоровье людей.
Здесь тоже есть определенные сложности и предубеждения, может быть. Сложности связаны с тем, что люди просто боятся посещать лечебные заведения подобного рода, боятся столкнуться там с инфекциями. Хочу сказать, что наши специалисты, медики делают все для того, чтобы обеспечить безопасность людей, которые приезжают на восстановление, на диспансеризацию, но и оказать существенную помощь, потому что люди после COVID действительно в ней очень нуждаются. Мы с вами знаем, что COVID бьет по всем внутренним системам организма: и по сосудистой системе, по внутренним органам — сердце, почки, печень и мозг могут быть поражены, требуется восстановление. И очень хорошая система создана и отработана. Я надеюсь, что это будет расширяться, очень надеюсь. Но условия созданы для этого.
Об отношениях с Беларусью и отмене роуминга
У нас большой набор нашей совместной работы для сближения экономик и для придания им большей конкурентоспособности. И там не только роуминг, хотя это, конечно, должно стоять на повестке дня — это то, что люди должны ощутить. Но у нас уже многое сделано, особенно в социальных вопросах. Я имею в виду и свободное передвижение, и положение на рынке труда, и даже социальное обеспечение по целому ряду направлений. Сейчас у нас речь ведь идет о чем — о том, чтобы синхронизировать налоговое, таможенное дело и законодательство. Это чрезвычайно важно, для того чтобы обеспечить единообразное понимание того, как мы будем действовать совместно для достижения наивысшего результата. Вот это, на самом деле, основные вещи — это фискальная политика и законодательство и таможенная.
Это был долгий и непростой процесс согласования позиций. Должен сказать, что и Александр Григорьевич Лукашенко, и вся его команда — непростые переговорщики, но мы в целом достигли понимания того, каким темпом и какими шагами мы должны к этому идти. Это касается допуска на рынок закупок товаров и услуг, организуемых государством, белорусскими экономическими операторами. Это касается транспорта, это касается очень многих других вопросов. Поэтому я уверен, что наши граждане это почувствуют, почувствуют на себе, на текущей своей жизни. Знаете, это же не манна небесная, с неба сразу все не повалится. Но очевидные есть вещи, которые обеспечивают нашу конкурентоспособность.
Мы строим Союзное государство. Уровень нашей интеграции до сих пор гораздо ниже, чем уровень интеграции в Евросоюзе, просто несравнимо. Я уж сейчас не говорю про единую валюту, бог с ним, это вопрос, возможно, будущего, если наши соответствующие экономические службы придут к какому-то согласию на этот счет. Но нам сначала нужно синхронизировать наши законодательства в сфере экономики: антимонопольное законодательство, налоговое, таможенное. Мы обо всем этом договорились — договорились и сейчас начнем работать. Уверен, что результаты будут.
Об отношениях с Китаем
Отношения между Китайской Народной Республикой и Российской Федерацией сложились так, как я их охарактеризовал. Если заметили, мы с Председателем Си Цзиньпином все время обращаемся как друзья друг к другу и говорим «друг». Так и есть: у нас сложились очень доверительные личные отношения и помогают выстраиванию деловых отношений. Смотрите, в сфере экономики: во-первых, вообще, Азия развивается быстрыми темпами, эффективно, и Китай является безусловным лидером и мировой экономики, и азиатской экономики. Естественно, что мы развиваем отношения с Китаем в этом плане. У нас уже свыше 100 миллиардов долларов оборот. Он превысил допандемийный уровень. В страновом измерении Китай — номер один среди наших торгово-экономических партнеров, причем мы работаем по очень разным направлениям.
По энергетике: и Китай, и Россия взяли на себя обязательство выйти на углеродную нейтральность к 2060 году, а вот до этого времени мы поставляем все виды энергоресурсов в Китай. Ну и дальше готовы, потому что 2060 годом не заканчивается наша жизнь, наших государств, а углеродная нейтральность может достигаться разными способами, в том числе возможно использование и углеводородов, но только соответствующим образом их нужно будет поглощать. В атомной энергетике продолжается работа, в высоких технологиях, в космосе — практически по всем направлениям, и высокотехнологичным в том числе.
Мы работаем и в гуманитарных сферах, Годы молодежи организуются взаимные, Год науки и образования, Год культуры и так далее, что, естественно, объединяет людей, сплачивает их на таком бытовом даже уровне, в гуманитарной сфере.
Мы сотрудничаем в сфере безопасности. Китайская армия в значительном объеме оснащается самыми передовыми системами оружия. Мы разрабатываем даже вместе сегодня отдельные высокотехнологичные виды вооружения. Мы работаем в космосе, мы работаем в сфере авиации, причем и по самолетам, и по вертолетам. Ну и, наконец, мы развиваем и сотрудничество между вооруженными силами: это и совместные учения, это участие в международных военных играх, это совместное патрулирование на море и в воздухе. Это абсолютно всеобъемлющее партнерство стратегического характера, не имевшее в истории пока прецедентов, во всяком случае, между Россией и Китаем. И эта работа, эта напряженная ежедневная работа идет на пользу как китайскому, так и российскому народу и является, конечно, серьезным стабилизирующим фактором на международной арене.
О том, как защитить детей от пагубных сайтов
Вы посмотрите, ведь практически во всех странах обсуждается этот вопрос. Обсуждается и в средствах массовой информации, и в представительных органах власти. В конгрессе США обсуждается этот вопрос, вызывают туда представителей этих глобальных сетей, глобальных платформ.
Для них это что? Бизнес прежде всего и, к сожалению, деньги любой ценой. Это уход от национального контроля, уход от того, чтобы хоть как-то подумать о детях, о которых вы сейчас спросили. Вопрос номер один для них — это извлечение прибыли. Отсюда и все негативные явления, с этим связанные: это призывы к суициду, это те же самые трагедии в школах.
У нас, представляете, 100 с лишним случаев предотвращено за последнее время вот таких возможных серьезных преступлений в учебных заведениях. К сожалению, появляются эти трагедии, с которыми мы сталкиваемся, это просто поток идет. Но 100 с лишним предотвращено, 127, по-моему. Конечно, это огромная проблема для всего мира и для нас тоже. Отсюда, конечно, и требования о «приземлении», так называемом приземлении, этих платформ, с тем чтобы они открывали здесь свои представительства, чтобы подчинялись национальному законодательству.
Что касается того, чтобы уйти от обезличенности в интернете, то это тоже обсуждается и у нас в обществе, и во всем мире. Интернет — это часть нашей жизни, причем все большая и большая часть нашей жизни. Поэтому все, что происходит в интернете, должно подчиняться общим правилам человеческого бытия: и моральным, и юридическим. Здесь нужно, конечно, только одно — соблюсти золотую середину, как во многих вещах, не подавлять свободу выражения, не подавлять свободу распространения информации в том же интернете, но в то же время защищать общество от возможных негативных проявлений, о которых вы сейчас сами и сказали.
Надеюсь, что такая золотая середина будет найдена, и мы будем в то же время продолжать настаивать в работе с мировыми платформами на том, чтобы они подчинялись требованиям нашего законодательства. Во многих странах, вы знаете, замедление трафика идет, другие способы, вплоть до фактической блокировки работы. Нам бы очень не хотелось прибегать к таким крайним мерам, но если нас будут вынуждать, мы вынуждены будем наращивать требования к тем, кто этим занимается и пренебрегает интересами российского общества.
О том, в каком городе хотелось бы жить
Что касается места жительства моего, то вы сказали «помимо Москвы и Петербурга». Почему вы исключили Москву и Петербург? Это тоже города Российской Федерации, в одном из них я родился, это мой родной город, поэтому прежде всего, конечно, когда вы задавали этот вопрос, я подумал о Петербурге.
У нас города и малые, и большие развиваются, и развиваются достаточно энергично, хотя прежде всего мы сейчас должны уделить внимание развитию малых городов. Мы всегда об этом говорим в последнее время и предпринимаем усилия, связанные с развитием инфраструктуры прежде всего, связанности территории и по железным дорогам, и по автомобильным, и по авиационному транспорту, морскому и речному…
От связанности многое зависит, потому что можно и нужно жить в условиях благоприятной среды — сейчас я говорю уже не про себя, — но иметь возможность добраться до места работы либо поменять его. И увеличить мобильность населения — одна из наших задач.
Поэтому можно, и я бы, конечно, повторяю еще раз, подумал о Петербурге прежде всего как о моем родном городе. У нас на юге очень хорошо развивается Краснодар, посмотрите, как развивается, прибрежная зона как развивается, Крым.
Мы сейчас, опять возвращаясь к инфраструктуре, говорим о развитии «Восточного полигона», но не только. Скажем, Москва — Казань, дальше до Тюмени мы в принципе предполагаем дотянуться, потом закольцевать эту дорогу.
Все это дает возможность людям чувствовать себя в такой благоприятной среде, доступности от места работы до места жительства, встречи с друзьями, до мест, где развиты другие составляющие нашей жизни, центров культуры, где находятся музеи мирового значения и так далее. Поэтому, мне кажется, у нас много мест очень красивых, достойных, где человек должен и может чувствовать себя комфортно.
Как преодолеть демографический кризис
Что касается того, что Россия расхотела или разучилась рожать. У нас, я сказал, 1991-й, а потом 2004-й, 2006-й — рождений было гораздо больше, чем в 1991-м и так далее, количество рождений начало нарастать. И связано это, как бы прозаично это ни звучало, с изменением экономической ситуации и с расширением горизонта планирования.
Все-таки поднять на ноги малыша — это довольно сложное дело и в финансовом отношении очень непростое. Поэтому все наши действия, в том числе в период пандемии, были нацелены на то, чтобы поддержать семьи с детьми. Я уже сказал об этом вначале и хочу еще раз повторить. Не буду повторять все, что я сказал, потому что там сказать нужно гораздо больше: наша задача заключается в том, чтобы в ближайшее время, на следующий год и через год, выстроить окончательно всю цепочку, связанную с поддержкой материнства и детства, от рождения и до окончания школы.
Мы на каждом шаге примем соответствующие меры поддержки. Они и сейчас есть, но есть определенные разрывы, касающиеся возраста ребенка. Мы закроем эти разрывы в перспективе ближайших полутора лет. Надеюсь, что это тоже сыграет свою положительную роль с точки зрения поддержания процессов демографии.
Но есть, конечно, вещи более тонкие, более глубоко лежащие и непонятные на первый взгляд. Ведь такая же проблема, связанная с демографией, она во всех постиндустриальных странах. Вы посмотрите на Европу: везде одно и то же. С чем это связано? С изменением не интересов, а с изменением приоритетов в жизни людей, в том числе в жизни женщин детородного возраста: образование, постобразование, карьера, а потом ребенок, и это уже к 30 годам. А там уже о втором и не задумаешься. Это такая общая тенденция. Это очень тонкая вещь. Даже у демографов, у людей, которые занимаются этим профессионально и всю жизнь, у них нет окончательных ясных ответов на эти процессы. Но примерно так.
При этом что касается духовной составляющей, и здесь вы, конечно, правы, карьера, благосостояние — важные вещи, но понимание того, что счастье, радость отцовства и материнства выше материального благополучия на данный момент времени, должно постепенно, спокойно, без всякого навязывания извне внедряться в сознание наших людей.
Повторяю, ничего нельзя навязывать, но нужно показывать все положительные стороны большой, дружной, хорошей, красивой семьи, показывать, какое это счастье — иметь детей, и убеждать людей в том, что большего счастья в мире и в жизни не существует. Но делать это надо талантливо, ярко, тонко, с помощью средств массовой информации, наших деятелей искусства, общественных организаций. И поддерживать людей, которые принимают решение о том, чтобы завести ребенка, материально. Вот давайте будем все вместе двигаться по этим направлениям.
Папа и мама против мракобесия
Если кто-то считает, что женщина и мужчина — это одно и то же, ради бога. Но существует же какой-то здравый смысл. Я боюсь ошибиться, но, по-моему, вряд ли я ошибусь, в Штатах, по-моему, … сиделец один, сидевший за изнасилование, объявил себя женщиной и потребовал перевода его в женскую тюрьму. Перевели. Он тут же изнасиловал свою сокамерницу. Но здравый смысл какой-то должен быть во всем! Или спортсмены. Мужчина объявляет себя женщиной и выступает, скажем, по тяжелой атлетике или еще по какому-то виду спорта. Женский спорт перестанет существовать совсем. Здравый смысл должен быть какой-то. Я придерживаюсь традиционного подхода, что женщина — это женщина, мужчина — мужчина, мама — это мама, отец — это отец. И надеюсь, что у нашего общества есть внутренняя моральная защита, продиктованная традиционными конфессиями Российской Федерации.
Особенность и сила нашего тысячелетнего общества заключаются в том, что Россия складывалась как многоконфессиональное и многонациональное государство, и мы научились с уважением относиться друг к другу. С уважением. А что это значит? Значит, с уважением относиться и к основам нашей традиционной духовной культуры. У всех народов Российской Федерации — хочу подчеркнуть, у всех — есть определенная внутренняя моральная защита от такого мракобесия, о котором вы сейчас сказали. Да пусть они там делают чего хотят. Мы должны брать все прогрессивное и самое лучшее, которое помогает развиваться, быть на марше, быть лидерами в технологиях, в экономике, в гуманитарных сферах, имею в виду здравоохранение, скажем, или образование. Но надеюсь, что у наших народов, народов России хватит внутренних глубинных иммунных систем защиты от этого, как я сказал, мракобесия. А бороться с этим нужно не прямыми указаниями, окриками и обвинениями, а поддержкой наших традиционных ценностей, о чем я всегда говорю.
О том, почему у президента не может быть любимчиков
Что касается того, кого ругать, кто любимчик… Понимаете, у меня не может быть любимчиков, и такого не было никогда. Я со многими людьми работаю очень много лет и знаю их хорошо. Но если я вижу, что или где-то недорабатывают, или стараются как-то обойти какие-то острые углы, вне зависимости от наших личных отношений я всегда на это указываю своим коллегам и добиваюсь должного отношения к тем вопросам, которые мы прорабатываем или обсуждаем.
О спорте и досуге
Честно говоря, за работой блогеров мне не удается следить. Я уже давно ни за кем не слежу, с тех пор как перестал быть директором Федеральной службы безопасности.
А что касается спорта и досуга, у меня практически досуга-то не бывает, но спортом я действительно занимаюсь, потому что считаю это своим долгом, так как обязан поддерживать форму, без которой трудно работать в том графике, в котором я работать обязан, выполняя поручения российского народа.
Источник и фото: rg.ru
Оставь свой комментарий